Книги
РЕЙСЫ ПРОСТОГО МОРЯКА
Читательский рейтинг
(Голосов: 424, Рейтинг: 4.06) |
Предисловие
«Нет, когда я иду в плавание, я иду самым обыкновенным простым матросом»
Герман Мелвилл, «Моби Дик»
Первые два из этих трех рейсов состоялись очень давно. За прошедшие с той поры десятилетия люди не раз советовали мне написать об этих плаваниях, но каждый раз мне казалось, что время еще не пришло. Я никогда не чувствовал себя готовым для этого. Я думал, что, скорее всего, я так никогда ничего и не напишу. Но, странным образом, как это и бывает в жизни, наступило время, когда я не только ощутил себя созревшим для того, чтобы мысленно вернуться в то время и поделиться накопленным мной опытом – я почувствовал, что обязан сделать это.
Мне хотелось как можно скорее изложить накопившиеся у меня мысли на бумаге. Может быть, должным образом сформировались за годы спокойного созревания в неких дальних запасниках, воспоминания и образы. Может быть, они ждали подходящего момента, для того, чтобы заявить о себе, чтобы быть перелитыми из этих долго лежавших неподвижными и опечатанными в глубинах моей памяти емкостей, быть поднятыми на поверхность, и в чистых прозрачных бокалах вынесенными на неуютный, всепроникающий свет нового столетия.
Для начала любых действий требуется катализатор, и, без сомнения, им стало мое недавнее плавание на яхте «Мингминг». Это небольшое приключение, третье из тех, что описываются в настоящей книге, готовилось и осуществлялось непосредственно на основе более чем тридцатилетнего опыта океанского плавания. В то время я вряд ли осознавал это. Спешка и возбуждение от того, что удалось найти и переделать подходящую маленькую яхту, совершить на ней, без двигателя, плавание до Плимута, и при этом умудриться заниматься собственным бизнесом, сильно мешали процессу взвешенных размышлений о неразрывности прошлого и будущего. Лишь позднее я начал задумываться о логических связях, объединявших все три плавания, о том, как каждое из них было нужно остальным двум. Увидев во всем этом потаенный смысл, я осознал, что, наконец-то, могу приступить к написанию книги.
ПЕРВАЯ ЧАСТЬ
КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ
Едва я погрузился в подобие сна в раскачивающемся форпике, как в люке раздается пронзительный вопль, ужасающий своей грубой требовательностью: «Всем на палубу, взять спасательные жилеты!». Слова проникают сквозь оболочку моего полубессознательного состояния. Они отражаются от сопротивлявшегося мозга, уже знающего их значение, но, пытающегося игнорировать их, на одно биение сердца забыть их, притвориться, будто их никогда не было. Невозможно. Невозможно не замечать этих слов. А также невозможно не понять их смысл и последствия. От них не спастись. Поле второго удара сердца я уже полностью просыпаюсь, и мой желудок сжимают спазмы. Я понимаю, что наступает критический момент. Три дня, как мы, сражаясь с тяжелым волнением и ветром у мыса Норд-Кэйп в Новой Зеландии, боремся за спасение. Ветра штормовой силы от северо-востока, последствия тропической депрессии, спустившейся на юг от тихоокеанских островов, ворвались сюда и зажали нас между мысами Норт-Кэйп на севере и Кэйп-Карикари, на юге. Мы находимся в классической ситуации экипажа терпящего кораблекрушение судна с прямым вооружением – заперты между двумя мысами при очень сильном ветре на берег, и без шансов вырваться в открытое море.
Если погодные условия не изменятся, есть только один выход – выбросить корабль на враждебный подветренный берег. Он уже близок, где-то впереди под ветром, слева по борту. Мы не можем в этой ситуации осуществить разворот оверштаг. При повороте к югу мы потеряем около мили, на которую нас приблизит к безусловной гибели. Час назад, около полуночи, когда пришла смена вахты, мы знали, что надежды осталось мало. Открыто ни о чем не говорилось, но экипаж судна был напряжен и суров. Все мужчины, и единственная на судне женщина, замкнулись в своих собственных мыслях о том, что казалось неизбежным. Разговоров было мало, разве что о самых необходимых для управления судном вещах. Обычные шутливые подначки и препирательства прекратились. Каждого из нас мучили простые и непроизносимые вслух вопросы: «Буду ли я жив к рассвету? Или умру? И если я погибну, как мне придется умереть?».
Я жил и работал в Кэрнсе, Северный Квинсленд, когда впервые прочитал о яхте «Индевор II». К тому времени мне исполнилось двадцать три года, и я был весь охвачен неодолимой жаждой приключений. В восемь лет я убежал из дома в поисках лучшей доли. Пустой желудок вынудил меня вернуться назад к чаю. В десять я в первый раз оказался в море на десятифутовой шлюпке. Ее владельцем и шкипером был мой лучший друг Дик. Мы вышли в эстуарий реки Ди, туда, где уже действовали приливо-отливные течения. Это было строжайше запрещено. Нам следовало совершать плавание в пределах соединенного с морем озера. Впервые я увидел чистый горизонт с палубы небольшой яхты в бухте Ливерпул-Бэй, куда приходили большие корабли, и откуда они уходили в неизведанные дали. Так зародилось невыразимое страстное желание, потребность, влечение, которым я одержим и по сей день.
К пятнадцати годам, когда мои многострадальные родители, наконец, согласились с тем, что их запреты на меня мало действуют, я проехал автостопом по Западной Европе. Лобовое столкновение на юге Франции на неделю уложило меня на больничную койку. Побитый, но не потерявший присутствия духа, я продолжил свое путешествие, направившись на север Италии и в Швейцарию. Красный меркурохром, которым лечили рваные раны на моем лице, творил чудеса, заставляя останавливаться сострадательных водителей. В семнадцать, перед поступлением в университет, я опять проехал автостопом через Европу в Турцию, Иран и Сирию. Это было круговое путешествие длиной тринадцать тысяч миль. Я взял с собой 40 фунтов стерлингов, а когда вернулся, в моем кармане все еще оставалось 4 фунта. В пути я немного подрабатывал, сдавая за деньги кровь в Греции и выступая с представлениями на улицах Стамбула.
Окончив университет, я опять пустился в странствия, уже с подругой. Мы проехались автостопом по Европе, Турции, Ирану, Афганистану, через перевал Хибер в Пакистан, а затем в специальном поезде добрались до Индии (между двумя странами в это время шла война). Мы прятались от кишащих людьми улиц Старого Дели на холмах в предгорьях Гималаев, в старом колониальном поселении Муссоори.
Следующей остановкой стал Бангкок, и побег из этого шумного города в покой и очарование курорта Паттайя-Бич на берегу Сиамского залива. Сегодня Патттайя – место, пользующееся дурной славой из-за так называемого «секс-туризма», кошмарный центр сосредоточения баров, гостиниц и борделей, предлагающие все мыслимые виды распутства неразборчивым в связях личностям. В конце шестидесятых это место напоминало рай – протяженные изгибы пустынных песчаных пляжей, с одной стороны плескалось чистое бирюзовое море, с другой шумели заросли бамбука и пальмовые рощи, укрывающие тиковые тайские дома на сваях. Однако идиллические пейзажи портил Центр отдыха и восстановления армии США, в северной части пляжа. Война во Вьетнаме была в разгаре. Морских пехотинцев направляли сюда для передышки от боев. Мы знали некоторых американских солдат и имели доступ к развлечениям для них, в первую очередь, к парусным шлюпкам.
Затем мы подались в Сингапур, где из-за моих длинных волос я был зачислен в разряд нежелательных личностей. У нас забрали паспорта, и дали всего несколько дней на то, чтобы появиться в одном из местных учреждений с оплаченным билетом на вылет из их островного государства, и тогда наши паспорта обещали возвратить. Это поставило крест на идее попытаться пробраться на какое-нибудь грузовое судно, идущее на Филиппины. На последние деньги мы купили билеты на самолет в город Перт, в Западной Австралии.
Перт преуспевал. И так уже мощная горнодобывающая промышленность Западной Австралии получила новый импульс развития, после открытия залежей урана на северо-западе. В центре Перта строилось множество новых многоэтажных офисных зданий. Я нашел работу помощника плотника, затем вырос до плотника, а вскоре стал бригадиром. Деньги мне платили приличные, и мы приобрели килевую яхту – судно с неполной палубой под названием «Сириус». Один сезон для плавания мы каждые выходные участвовали в гонках на реке Свон.
Примерно через пятнадцать месяцев я один уехал из Перта, и добрался, сначала поездом, а потом пароходом, до острова Тасмания. Я лелеял мечту прекратить заниматься неблагородным ручным трудом, поэтому подал заявление о приеме на работу клерком в департамент полиции. Вместо этого мои интервьюеры, у которых явно были более широкие полномочия по приему на государственную службу, решили, что мне будет лучше поработать школьным учителем. Меня послали в среднюю школу в Нью-Норфолк, примерно в двадцати пяти милях от Хобарта, вверх по реке Дервент, и определили на двухнедельные подготовительные курсы для учителей. Во время подготовки приходилось, в основном, сидеть за задним столом на уроках в разных классах и смотреть, как все это делается, а затем уже мне разрешили самостоятельно преподавать полный курс английского языка и обществознания.
Я был сведущ в английском, но вот общественные науки предполагали изучение истории Австралии, о которой я не знал абсолютно ничего. К счастью, ученики, в основном, орава неусидчивых сорванцов из невежественной глубинки острова, знали еще меньше меня. Мне нравился западный берег Тасмании, и я часто его посещал. В тех местах, непроходимый лес и высокие горы подступают к продуваемым всеми ветрами пляжам, а волны, встречающиеся с землей впервые через тысячу миль пробега от побережья Южной Америки, и разгоняемые непрерывно дующими западными ветрами, начинают вскипать и пениться за добрую милю от берега.
Я преподавал шесть месяцев, заранее прочитывая в учебнике истории на одну-две странички больше моих учеников. Затем на автомобильном пароме я добрался до Мельбурна и поменял там свой мини-седан на автофургон «Ходлден» – австралийскую рабочую лошадку для поездок в буш. А буш и был там, куда я направлялся. Четыре месяца я мотался по австралийскому захолустью. Поехав семьдесят-восемьдесят миль за день, как правило, по дорогам, усыпанным красной пылью австралийской провинции, я затем останавливался на ночлег где-нибудь в придорожном кустарнике. В основном, я спал под звездами, иногда – в кузове автофургона. Впервые ночное небо я по-настоящему увидел в прозрачном южном воздухе. Лучи сотен миллионов звезд нашей галактики пронзали темную твердь космоса, образуя вращающееся шоу со световыми эффектами, и буквально вызывая у меня головокружение от осознания масштабов происходящего. Это вообще был период размышлений. Много миль я прошел по засушливым кустарникам, лишь иногда отвлекаемый шипеньем плащеносной ящерицы, или далеким глухим звуком шагов какого-нибудь сумчатого животного. Я был один и нисколько не переживал из-за этого.