События
Испытательный поход Mingming II
ПЛАВАНИЕ К ШПИЦБЕРГЕНУ
Около двух лет я трудился, не покладая рук, чтобы превратить мою трехкилевую лодку Мингминг II (Mingming II) модели Achilles 24 в совершенную крейсерскую яхту миниатюрного размера. Я усилил ее, сделал непотопляемой и водонепроницаемой. Оснастил ее большим и мощным китайским парусным вооружением. Извел множество банок краски, чтобы придать ей серый цвет изнутри и снаружи. Теперь она была готова к выходу в море. Я тоже.
Требовалось выйти в непродолжительный поход, чтобы испытать все новшества, которые я установил на яхте. Круиз следовало совершить в мой любимый район – Арктику, - но куда конкретно? Я разложил навигационные карты и остановился на острове Медвежий (Bear Island, Björnøya).
Мне всегда хотелось увидеть этот остров. Медвежий, расположенный на полпути между норвежским мысом Нордкап (North Cape, Nordkapplatået) и Шпицбергеном, лежит примерно в 1120 морских милях от порта Уайтхиллс (Whitehills) в заливе Мори-Ферт (Moray Firth), откуда я начинаю свои плавания в северном направлении. Это примерно равно дистанции перехода от Плимута до Азорских островов – отличное расстояние для ненапряженной проверки яхты на ходу.
Но, согласитесь, что-то такое есть в этих навигационных картах!?! Они все время притягивают вас. Мой взгляд привлекла длинная извивающаяся змейка острова Хопен (Hopen, также остров Надежды) – еще 180 миль к северо-востоку. Почему бы не глянуть и на него тоже? Чуть дальше, всего то в 120 милях дальнейшего перехода лежит Земля Короля Карла (Kong Karls Land) – не один, а целая группа островов. А поблизости от них расположены большие острова: Баренца (Barentsøya) и Эдж (Edgeøya), с их ледниковыми шапками и глетчерами. Сопротивляться всему этому искушению было совершенно невозможно, и решение пришло быстро: я исследую острова восточной части Шпицбергена, продолжая идти на северо-восток, пока льды, время, либо расстояние не вынудят меня вновь повернуть на юг.
В середине июня я доставил Мингминг II на трейлере в Уайтхиллс. Это было моим третьим плаванием, начинавшимся в этой восхитительной гавани, поэтому прибытие сюда напоминало возвращение домой. Затянувшийся северо-восточный ветер на какое-то время задержал меня в порту, но это было не в тягость: появилось время для того, чтобы возобновить давнишние дружеские контакты и тщательно проверить парусное вооружение.
В 09-30 утра 04 июля Берти Милн (Bertie Milne), капитан порта, в маленькой рыбачьей плоскодонке Свит Пи (Swee’Pea), провел нас на буксире через узкий выход из гавани, и мы остались наедине с морем. Как все же было здорово вновь идти под парусом, слышать плеск волны под форштевнем, опять нестись навстречу неизведанному! При свежем зюйд-осте Мингминг II исправно выполняла свою работу, а я быстро вошел в отработанный годами повседневный режим морского перехода.
Я намеренно постарался сделать Мингминг II продолжательницей генеалогии ее предшественницы Мингминг. Во многом у этих двух яхт была одна и та же ДНК, поэтому управлять новой яхтой мне было легко. Конечно, кое-какие отличия имелись – койки правого и левого бортов, разное расположение люков, более удобный круговой обзор, дополнительная секция грота – но восприятие судна и его гармонии на обеих яхтах были практически идентичны. Это плавание стало органичным продолжением пути в 20000 миль, пройденного мной на Мингминг.
Мы прошли галсами по проливу Фэр-Айл (Fair Isle Channel) и с западной стороны Шетландских островов. В первую очередь надо было как можно скорее добраться до 62˚ с.ш., и выйти на безопасное глубоководье, подальше от нефтедобывающих платформ, маршрутов торговых судов и, самое главное, от земли.
При ветрах, дующих в основном в секторе от северо-востока – юго-востока, мы пробивались на север, иногда под проливным дождем, иногда в тумане, а зачастую нас донимало и то, и другое. Проникавший в каюту веселый и мелодичный свист озадачивал меня до тех пор, пока я не обнаружил у нас в кильватере стадо гринд (pilot whale). Двумя днями позже какое-то время нас преследовали касатки (killer whale).
Через девять дней после выхода из Уайтхиллс мы пересекли Полярный круг, и, отмечая это событие, я дал сигнал туманным горном.
По мере продвижения к северу туман накрывал нас все чаще. Однажды ночью сигналы туманного горна большого судна раздались очень близко по правому борту, но сами ночи уже становились светлее.
А еще стало холоднее, но я уже давно привык не набирать излишков одежды. В полярных областях я носил шерстяное термобелье, и ограничивался этим. Лучше заставлять тело адаптироваться. Оно будет какое-то время возражать, но потом успокоится.
Мы шли вперед, отсчитывая параллели. Время от времени появлялись длиннохвостые поморники (long-tailed skua), и рассматривали нас. Рядом проплыли малый полосатик (minke whale) и несколько морских свиней (harbour porpoise). На кормовом релинге «зайцем» проникший на яхту крошеный паучок упорно плел свою сеть в мире, где не было мух.
Пару раз яхта попадала в полосу штиля, иногда порывы ветра достигали 7 баллов, но мы уверенно шли вперед, и через 17 дней уже находились на мелководье к юго-западу от острова Медвежий. Это были места нагула горбатых китов (humpback whale), и они, ныряя, демонстрировали грандиозные хвостовые плавники белого цвета. По корме играла стайка полосатых дельфинов (striped dolphin), отрабатывавших свои сногсшибательные кульбиты. И со всех сторон нас теперь окружали неугомонные стаи короткоклювых кайр (Brunnich's guillemot), которые, я считаю, являются символом Арктики.
Меня предупреждали, что Медвежий словно притягивает к себе туманы, и, действительно, когда во второй половине дня 21 июля мы подошли к острову поближе, он лежал под непроницаемо-плотным покровом тумана и облаков.
На ночь мы легли в дрейф в нескольких милях от южного мыса острова, в ожидании того, что принесет нам день грядущий. Я проснулся в 02-30 и выглянул из люка. Туман рассеялся и передо мной, отчетливо видимый, лежал купавшийся в лучах утреннего солнца остров.
Я поднял парус и направился к господствующим на южной оконечности внушительным утесам. Слева по носу большой поморник атаковал группу кайр и улетел с птенцом в когтях.
В порывах стихающего бриза мы подошли к земле. Береговые утесы, покрытые мягкой зеленой травой, уходили вертикально вверх. Местами скалы разрушились и осыпались. Вдали виднелся выход обнажённых коренных пород, указывавший место единственной на острове якорной стоянки.
Весь день мы шли на север вдоль восточного берега острова. Утесы уступили место горам, из них выступали огромные валы морены уже неподвижного ледника. Затем остров постепенно стал ниже, и в его северной части господствовала равнина, плоская и изобилующая озерами. По мере нашего продвижения на север, туман и облачность вступали в свои права, и к концу дня острова не было видно.
Мы уже довольно далеко зашли в Баренцево море, которому обязательно нужно было поддержать свою (дурную) репутацию, и, конечно же, погода испортилась. Задул крепкий зюйд-вест, а вместе с ним упал еще более плотный туман и понеслись полосы проливного дождя. Это был попутный ветер, но мне он не нравился. Я не представлял, что нас ожидает впереди в плане дрейфующих льдов, да и не хотел проскочить Хопен - нашу следующую цель. Не желая пускать дело на самотек при практически нулевой видимости, я, в конце концов, лег в дрейф, и привел Мингминг II в нужную точку для движения к южной оконечности острова Хопен.
После нескольких дней отвратительного ненастья, за которые я приблизился на расстояние порядка 20 миль до острова Хопен, конечная часть этой погодной системы ушла, и мы окунулись в сияние солнечных лучей. Наконец-то яхта вошла в зону действия арктического антициклона на 76˚с.ш.
Остров Хопен в своем самом широком месте не превышает 1 мили, но, при длине в 20 миль, на отдельных участках возвышается более чем на 1000 футов. Самая высокая гора Иверсенфьеллет (Iversenfjellet) расположена сразу за южным мысом Кап Тор (Kapp Thor), напоминающим архитектурный монолит в форме пирамиды без вершины.
Ветер ослабевал, иногда стихая полностью, и мы медленно продвигались на север, вновь вдоль восточного берега острова. К западу виднелись застрявшие на мелководье плавучие льдины, но с восточной стороны острова было чисто. Воздух вибрировал от криков короткоклювых кайр, моевок (kittiwake) и изредка появлявшихся больших полярных чаек (glaucous gull). Опять, с продвижением яхты на север, над островом появились низкие облака, закрывая его верхние склоны, слегка покрытые полосками снега.
Вскоре Хопен остался позади, но в 10 милях пути на север нас ожидал сюрприз. Внезапное «ххррмф» и брызги воды в районе скулы левого борта заставили меня броситься к люку. Через несколько секунд на поверхности рядом с бортом показались и моментально исчезли большая коричневая голова, два печальных глаза и пара бивней. Морж! Я не ожидал увидеть моржей так далеко к югу. Вокруг яхты появлялись новые головы, одни совсем рядом, другие в отдалении, всего, возможно, девять или десять. Я замешкался на секунду и потом сделал какую-то бестолковую попытку снять моржей на камеру. Мне подумалось, что я увижу их еще, но это стадо оказалось единственным у нас на пути.
Мы шли дальше на северо-восток при слабых переменных ветрах. Теперь я настороженно ожидал встречи со льдами. Приближаясь к островам Земли Короля Карла, я не забывал о том, что менее месяца назад по их широте проходила южная граница распространения паковых льдов.
После двух дней плавания низко над горизонтом справа по носу я обнаружил плотно покрытые ледниками склоны главного острова Конгсёйа (Kongsøya, остров Короля). Затем прямо по носу появился меньший по размеру западный остров Свенскёйа (Svenskøya) с утесами, покрытыми вертикальными черными и белыми полосами. Мы приблизились к этому западному острову, но вскоре заштилели в густом тумане.
Большую часть дня мы дрейфовали в этом районе. Изредка появлялся слабый ветерок, и я поднимал все семь секций грота Мингминг II, что заставляло нас едва заметно передвигаться в тумане. Иногда мрак чуть рассеивался, и вдалеке виднелись выступы скал или льда. Пролетел атлантический чистик (black guillemot). Я слышал похожий на лай сиплый крик тюленя.
Наконец в порывах усиливающегося западного ветра туман рассеялся, и я направил яхту на северо-восток, держась на приличном расстоянии к югу от острова Конгсёйа, подальше от множества скал и островков, которыми усыпаны подходы к его южному берегу.
Внушительная глыба дрейфующего льда прошла от нас справа по борту, а впереди я заметил нескольких быстро плывущих горбатых китов. Похоже, киты шли в направлении, противоположном нашему, и, надеясь сфотографировать их, я повернул назад, прямо против ветра. Буквально через несколько минут случилось чудо: две огромных горбача подошли к Мингминг II, изучая ее, и следу за яхтой всего в нескольких футах от правой раковины. А третий кит пристроился с правого борта, чуть впереди траверза. Несколько весьма пугающих минут я снимал то, как они всплывали и пускали фонтаны прямо у меня под носом. Затем киты медленно ушли вперед и исчезли.
Следующим утром, под ослепительными лучами солнца, временами закрываемыми ливневыми дождями со снегом, мы прошли восточную оконечность острова Конгсёйа, чьи склоны были густо покрыты вкраплениями снега и льда. Ближе к берегу на юг быстро уносило еще больше дрейфующего льда.
Я продолжал идти на северо-восток, направляясь к самому северному из островов – Абелёйа (Abeløya) – лежавшему всего в нескольких милях пути. Контрастируя с огромными скальными выступами, встречавшимися нам до сих пор, Абелёйа являет собой всего лишь низкий скалистый риф в обрамлении льда, редко возвышающийся более, чем на несколько метров. В его северной части я видел застрявший там огромный айсберг.
В 13-15 среды 30 июля, находясь недалеко от острова Абелёйа, к востоку от него, мы, после 26 дней плавания, достигли 79˚с.ш., и я решил, что пришло время повернуть снова на юг. Тремя годами ранее, на Мингминг, я прошел до 80˚с.ш. к западу от Шпицбергена. Было бы чудесно, хотя и, возможно, слишком дерзко, проделать подобное на Мингминг II уже к востоку от архипелага, но сейчас ледовая обстановка была совсем другая. На севере я видел еще больше дрейфующего льда. Ветер теперь дул от северо-запада. Настало время для почетного отступления.
Я лег на курс, ведущий на юго-запад, к северо-восточной оконечности острова Эдж (Edgeøya), третьего по величине в архипелаге Шпицберген, и названого в честь английского китобоя по имени Томас Эдж (Thomas Edge). Долгие месяцы изображение этого острова на навигационных картах завораживало меня. Его большая часть лежит под ледниковой шапкой, которая, по моим подсчетам, занимает площадь более тысячи квадратных миль. Озадачивала меня морская оконечность этой ледниковой шапки. На картах она обозначалась пунктирной линией. Что это значило? Что я там увижу?
Через два дня после того, как мы повернули на юг, над горизонтом начал появляться самый высокий пик острова Эдж, а севернее - главная вершина острова Баренца. Это был туманный, пасмурный день, но когда мы подошли к берегу, небо над ледниковой шапкой очистилось, и вечернее солнце превратило ее в ослепительно-белую спину горбатого кита. Теперь я понимал, что означала пунктирная линия на навигационной карте: протянувшийся на тридцать пять миль обрывистый фронт глетчерного льда.
Ветер стих, и я лег в дрейф, твердо настроившись следующим утром попытаться подойти к берегу как можно ближе.
Дул подходящий для моей попытки ветер от северо-северо-запада, почти параллельно береговой линии, но вот освещенность для фотографирования была ужасной: мрачная, пропитанная влагой атмосфера. Я все равно подошел к берегу на расстояние около мили и последовал на юг вдоль этих огромных ледяных валов. Шедшее ближе к берегу северное течение несло глыбы льда, отрывавшиеся от ледника. На плавающих льдинах «на дармовщинку» катались тюлени. В северной оконечности острова отвесные утесы растрескались на абстрактные узоры, и переливались зелеными и голубыми цветами. Далее к югу утесы становились более раздробленными, располагались хаотично, и приобретали однотонную беловатую окраску.
Вечером мы отошли от берега, и мне удалось пару часов поспать. Сразу после полуночи, бросив взгляд на то, что оставалось за кормой, я увидел ледниковую шапку и утесы в сиянии солнечных лучей. Развернувшись, мы последовали к самому южному леднику Короля Иоганна (Kong Johanns Breen). Теперь дул береговой бриз, и он стих до того, как я смог подобраться к побережью вплотную, но, по крайней мере, мне удалось сделать более-менее приличные фотографии.
Я не хотел возвращаться в Уайтхиллс тем же путем, которым мы шли на север, так как такой переход не позволял придать нашему плаванию завершенность формы, а также воспользоваться благоприятными течениями Гренландского и Норвежского морей. Поэтому от восточной части Шпицбергена я направился в Гренландское море, на встречу с моим старинным другом островом Ян-Майен (Jan Mayen).
После нескольких дней штилевой погоды, при которой мы выбирались из Баренцева моря, ветер зашел на север, да так там и остался. Через тринадцать дней с начала перехода от острова Эдж, на юго-западе показалось подножие горы Бееренберг (Beerenberg), вулкана острова Ян-Майен высотой 7000 футов. Выше открылась полоса чистого неба, и впервые за три посещения этих мест я издали мельком увидел мощный вулканический кратер.
Следующий день, когда мы спускались на юг вдоль западного берега, оказался еще удачнее. Я шел вплотную к леднику Вейпрехта (Weyprecht Glacier), обрывающемуся в море с верхних склонов горы Бееренберг, и впервые видел ее почти полностью.
Наступило время ложиться на курс, ведущий к дому. Вечером 28 августа мы зашли в бухту Уайтхиллс, пробыв в походе 55 дней и пройдя 3332 морских мили. В море Мингминг II показала себя великолепно, а само плавание стало одним из тех, что доставили мне наибольшее удовлетворение.
Роджер Тейлор, лето 2014 года